* * *
...Из Вентспилса сухогруз "Малдис Скрея" выходил уже поздним вечером, гасли августовские сумерки, и когда миновали огни створа, я произнес:
— Адье, великая страна!

Двое матросов, перекуривавших рядом и обсуждавших приобретение подержанных авто в Роттердаме, покосились на меня с подозрением. Вообще, несмотря на официальную судовую роль, я был тут инородным телом. Хотя оплатил все в пароходстве чин чинарем еще в начале августа. Кто ж знал тогда про этот ГКЧП.

Я вообще к Филиппу Баккеру собирался. 26–летний голландец состоял на альтернативной службе в геодезическом управлении провинции Гельдерланд. Баккер жил у моих родителей в феврале. В Риге ему купили лисью шапку на Чекурильнике за 100 марок, напоили водкой, хорошо разбили фейс на дискотеке энергофака РПИ на бульваре Кронвальда, а в Москве показали Мавзолей Ленина. Русская экзотика 1991 года, все включено.

Ну так вот — в июле пробивная директриса газеты "Балтийское время" Лариса Страшко оформила мне в ОВИРе на Барбюса загранпаспорт, через турфирму Parex сделались нидерландская и германская транзитная визы, а собкор агентства ЛЕТА Давид Гефтер сказал, в какой кабинет пароходства нужно постучать. Оба потом уехали в Штаты.

250 рублей рейс Рига — Роттердам — Рига, 250 рублей такси Рига — Вентспилс. Такси оказалось кусаче дорогим, потому что на перекрестках Риги уже стояли БМД, а на бреющем полете проносились "крокодилы" Ми–24. Это выглядело не самым лучшим предзнаменованием для корреспондента, на секундочку, газеты Народного фронта. Но становиться в компании Одиссея Костанды на очередные баррикады желание не горело, тем паче что на сей раз все труженики полей случились заняты уборочной страдой и стащить в город сельхозтехнику стало не так–то просто. Да и десантура уже заняла ключевые позиции. Короче, я приехал в Вентспилс и загрузился на судно с болгарским чемоданом на колесиках и парой сотен дойчмарок, заныканных в исподнем.

— Меня зовут Батя, и на вахту мне в четыре, — представился могучий усач, в каюту которого меня определил мастер. Сам капитан, предчувствуя смуту на родине, взял в Роттердам жену с дочкой. На судне с красным флагом по внутренней трансляции звучала "Свобода", расписывая все перипетии московской заварухи. К двадцать второму все уже в основном выяснилось. Батя скептически предположил, что ОМОН не сдастся и уйдет в леса. Я не стал спорить, тем паче что мы уже вползали в устье реки Ньиве–Маас, медленно продвигаясь по фарватеру по направлению к причалу, полному алюминиевых чушек — экспортной статье СССР.

— Ты так больше не делай, — назидательно сказал мастер, после того как я буквально выскочил на пирс, только голландские таможенники завершили поверхностный осмотр. — Какой пример команде подаешь? Ну да, политика, перемены, я понимаю, почему ты с нами пошел, но дисциплина же должна быть. Сейчас, конечно, не те времена, чтобы тебя невозвращенцем объявлять...

— Так я ж налегке, на пару часиков. У меня же в каюте чемодан оставался, товарищ капитан.

На самом деле прогулка по Роттердамскому порту доставила одни неприятные эмоции. Все началось с того, что на батарее чушек я увидел банку кока–колы. И отчего–то сразу понял — полная. Таки в ней было граммов двести. Но как только поднес ее к губам, оттуда вылетела оса, едва меня не ужалив. Ругнувшись, я глотнул теплый дринк и пошагал через портовый КПП по указанному направлению к Riverpolitie. Очень хотелось зарегистрироваться. Как бы не верилось, что — приплыл. Штамп в краснокожей паспортине, конечно, повысил мою самооценку — но шагать пришлось через канал, по длинному автомобильному туннелю, где наличествовала лишь узенькая пешеходная дорожка. Проносившиеся на скорости тачки и байки непривычно били по ушам. На поверхности впервые увидел красивенький голландский трамвай.

На обратном пути я зашел на дебаркадер в плавучий китайский ресторан. Было воскресенье, и отчего–то появилась идея сменять сотню марок на гульдены. Ну он и сменял — сто на сто. Обул процентов на двадцать. Запив обиду опять же кока–колой, я двинул обратно. В одном из узких кирпичных домов шла гулянка. Лица голландской национальности на балконе показались мне приветливыми, и, стоя на пустой улице, я попробовал вступить в диалог. Отчего–то показалось — пригласят, нальют. Наоборот — бутылкой замахнулись. Пошел восвояси.
У пирса встретил двоих мореманов с "Малдиса Скреи", изучавших подобранную рекламную автогазету.

— BMW за семьсот гульдей! Звони!

— Зачем? Маклаки завтра сами подгонят, будет нам автосалон.

Переночевав еще раз на пароходе — территории СССР — после завтрака я наконец увидел у трапа долговязую фигуру Баккера. С чемоданом, полном одежды на разные сезоны и идейным топливом с откручивающейся пробкой, приобретенным в рижском коммерческом магазине на Привокзальной площади, я дотащился до Роттердама. Пообедали у друзей Филиппа, бытовавших в дивном, на мой тогдашний взгляд, месте — краснокаменном складе, переделанном в роскошные апартаменты. Картофельное пюре с брокколи и свининой, по маленькому пиву.

— Можешь не беспокоиться, ты в свободном мире, — с деланым пафосом сказал Баккер. — Кстати, тут рядом дислоцируется наш спецназ, "морские котики". Так что если Горбачев захочет тебя отбить, мы в обиду не дадим.

Скоростная электричка догнала до Ниймегена часа за два. На вокзале практичный Филипп сразу же погнал оформлять страховку. Потом понял — 7 гульденов оправдались бы только в том случае, если бы я врезался на велосипеде с неисправными тормозами в кебабную будку. А коли на работе под грохнувшийся стеллаж с цветами попала нога, то никакая страховка нелегальному гастарбайтеру не помогла бы. Спасибо Филиппу, устроил без трудовой книжки.

Нечасто трудовой порыв овладевал мною столь сильно, как перед фермой братьев Барендов в Ленте, куда я не без труда докатил на отдающем концы велике за привычно крутящим педали Баккером. В стране велосипедистов мои навыки были явно недостаточны — и на улицах Ниймегена, и на аккуратных коричневых велодорожках наличествовал по сравнению с Ригой дикий трафик. Нормально поехали только за городом, меж лугов, попахивающих навозом. Невысоко проскользил со свистом F–111. Где–то рядом еще дослуживали американцы. Братья Баренды оказались настоящими кондовыми голландцами — кряжистыми, бородатыми, в клетчатых рубашках. Меня определили разнорабочим с еженедельными 250 гульденами на руки.

* * *

— Ты вообще пацан неплохой. Тут до тебя румын был — ну такой тормоз! — Ярек знал много русских идиом. И когда мы выехали на его белоснежном "ниссане" на Паркплейн, в качестве бонуса он воткнул в магнитолу кассету, заголосившую на всю голландскую:

— Белые розы, белые розы, беззащитны шипы!

Вылетели на Ваалькаде у реки Вааль, уткнулись в светофор. Из витрины глумливо махали руками матерые негритоски в черно–красном дезабилье. Я делано отвернулся, а хотелось еще смотреть.

Чувствовал себя выжатым и каким–то перекрученным. Восемь часов подъема–переклажи ящиков с землей, горшками с цикламенами, труб гибропоники. Еще этот долбаный стеллаж тележкой рухнул, а Баренд подскочил, и в ухо Яреку — на! Потому что бригадир, менеджер среднего звена не досмотрел за подмастерьем. Поляк на меня, в общем, не сердился и взял в попутчики до центра, галантно подстелив под мои рабочие штаны газетку — чтобы, не дай бог, не запятнать обивку почти новой "японки". На заднем сиденье валялась кассета с порно. Ярек был в Ниймегене уже второй год, жизнь удалась.

— Пивечко? — хитро спросил он меня в обеденный перерыв, куда я притащил вместе с двойным белым хлебом, обмазанным между горчичным соусом с луком–пореем, бутылочку Amstel.

— Баренд тебе велел передать, что — нельзя, — строго сказал Ярек во второй половине рабочего дня. Ну, нет и нет. Типа я грохнул стеллаж, будучи выпивши. Все равно в этой теплице градусов 35, все моментально выходит, весь мокрый, как поц, а вместо душа — бесплатная кока–кола от хозяев. Посреди рабочего дня полчаса перерыв, есть еще два пятнадцатиминутных, чтобы сбегать по нужде. А магнитофон по десять раз на дню передает только что вышедший сингл Army Of Lovers: "I'm crucified, crucified like my Savior..."

Зато в домике Баккера, который он делил с тремя такими же вечными, под тридцатник, студиозусами, я сбрасывал потные тряпки, шел в душ и валяться в комнатушке, куда, кроме кровати, едва влез болгарский чемодан, потерявший в дороге одно колесико. Итак, что у нас вечером по культурно–страноведческой? Просмотр фильма The Doors. И еще Филипп обещал раскуриться. Но сначала — вздремнуть. А потом, кажется, он еще говорил, есть возможность устроиться в программу испытания лекарств по понижению давления. Но это же месяц в голландской больнице. А, все фигня, я уже сплю.