Георгий Алекси-Месхишвили рецензии вообще никогда не читает. Складывает в чемодан, и все. Не интересно ему. Говорит – сам знает, где какие недостатки. От похвал тоже отстраняется. А если захочется обсудить то, что получилось, – есть друзья.

С друзей когда-то все и началось. Месхишвили год проучился в Тбилисской академии художеств на живописца, когда друзья, молодые режиссеры, позвали его в театр -- поработать вместе. «И пошло-поехало.Дошло до того, что я стал главным художником в Театре имени Руставели, потом в опере (в Театре оперы и балета имени Палиашвили. – Прим. ред.). Уехал в Америку преподавать. 20 лет уже преподаю. Сейчас в Грузии школу открываю. Школа сценографическая была очень мощная у нас. Исчезла. А учить-то надо.

Что еще? Наверное, 500 спектаклей сделал во всех концах света, начиная с Аргентины и заканчивая Финляндией. В Италии, во Франции, в России, Германии, Польше, Англии, Израиле, Штатах. Теперь вот и в Латвии.»

-- А есть работа, которая особенно запомнилась?

-- Сложно выделить одну. Но есть этапные спектакли, конечно. Всемирную известность принес «Кавказский меловой круг» Стуруа. Он удивительный, второго такого ни придумать, ни повторить. Очень многие вещи тогда сошлись... Есть спектакли, которые мне просто нравятся: «Буря» в Москве, «Женщина-Змея» в Тбилиси, «Мария Стюарт» в Питере. Есть спектакли с очень маленьким бюджетом. «Гамлет – Тишина» в Вашингтоне обошелся в 2000 долларов, а получился замечательным. И за миллион долларов спектакль был, в Метрополитен-Опера в Нью-Йорке... Артисты запомнились, с которыми работал: Ульянов, Маковецкий, Калягин, Райкин – он гениальный ....

-- Судя по вашему послужному списку, вы давно уже очертили круг людей, с которыми предпочитаете сотрудничать.

– Это знаете почему? Когда ты молодой, никого не выделяешь, делаешь подряд все, что хочется. Потом уже отсеиваешь, выбираешь тех, кто понимает театр по-твоему. Так было с Робертом Стуруа, так было с Темуром Чхеидзе. С Аллой Сигаловой я много работал, с ее мужем Романом Козаком. Люди сами находят своих людей.

-- А вы нормально относитесь к женщинам, которые занимаются творческими профессиями?

-- Я работал с женщинами, которые были очень хорошими режиссерами, и с мужчинами, которые были очень хорошими режиссерами. Я работал с женщинами, которые были плохими режиссерами, и с плохими режиссерами-мужчинами. Всякое бывало. Вот у меня сейчас студентка в Америке – такая толковая, такая сообразительная, она уже на первом курсе все знала и понимала. Я ее взял на два спектакля ассистентом, устроил ей летнюю практику в Вашингтоне. Хочу ей помочь! И никакого значения эти параметры не имеют: мужчины, женщины, черные, желтые, белые... Если выбирать по этому принципу, надо фашистом быть.

-- Когда вы начинаете работу, что для вас важнее – пьеса или то, что режиссер по ее поводу думает?

– То, что режиссер хочет сказать, какова его концепция. Я могу согласиться, могу не согласиться, но первооснова – она в режиссере, который говорит: вот идея спектакля. И мы начинаем обсуждать, как идею эту реализовать. Разговоры у нас небольшие. Я вообще не люблю, когла люди много говорят о визуальном искусстве. Это же не литература. Это образ, это картинка, это сценическая коробка, которую надо обустроить. Чисто практическая работа.

– Ваша «Ханума» будет пахнуть старым Тбилиси?

– Ничем таким она пахнуть не будет. Когда русские актеры изображают грузин с акцентом – это кошмар. Даже у Товстоногова мне в этом плане не нравился спектакль. Нет, это просто будет водевильная история с очень хорошей, очень современной музыкой. Там все современное, включая костюмы.

– Канчели говорит – ну вы же не играете Шекспира с английским акцентом.

-- Вот именно. И мы в Грузии не играем русских с русским акцентом, когда ставим русские пьесы. Мы играем историю. Тут то же самое. Мы договорились с Аллой: ничего грузинского. Погружаться в жизнь другой страны, изучать ее культуру, разбираться, кто из героев к какому социальному слою принадлежит (а «Ханума» многослойная) и что из этого следует – это для актеров тяжелая задача. Тем более что Рацер и Константинов пьесу Цагарели перевели как оперетку. Никакой психологической оправданности там быть, мне кажется, и не должно. А должно быть людям весело. Так что если хочется чего-то грузинского – лучше пойти в грузинский ресторан и съесть грузинский шашлык. Честнее будет.

– Музыка здесь важней всего, сказала Алла.

– Конечно, музыка главное. Посмотрим, что из этого получится. Никогда ведь не знаешь наперед. Но направление, кажется, правильное. Это очень хорошо, что мы все понимаем, в каком направлении идем. Потому что иногда смотришь на сцену, а там лебедь, рак и щука: музыка в одну сторону тянет, режиссер в другую, сценография в третью. Но если по правде, я не верю в больших режиссеров, у которых нет своих сценографов. У Любимова был Боровский, у Товстоногова – Кочергин, у Стуруа – я и еще кто-то. И много еще таких примеров есть.

– Только так можно цельности достичь?

-- Это команда! Это люди, которые одинаково смотрят на мир, одинаково воспринимают искусство. Спорят, доказывают другу другу что-то – но в любом случае существуют в одном пространстве. В этом пространстве, бывает, не все получается. Иногда вообще не получается. Но в театре поражение – это общее поражение, а победа – это общая победа. Ты не можешь сказать: это я, я придумал гениальную декорацию. Потому что когда ты декорацию придумываешь, приходит режиссер, приходит композитор, приходит актер, каждый что-то свое говорит. Это не значит, что ты у них что-то берешь. Но это открытый процесс, а не что «я свою работу сделал и больше ничего менять не буду». Тут как в спорте: всегда нужна взаимосвязь в команде и коррекция по ходу игры.

Справка

Георгий Алекси-Месхишвили (1941) принадлежит к древнему роду, подарившему Грузии множество деятелей культуры – каллиграфов, архитекторов, актеров. Народный художник Грузии, лауреат Государственной премии СССР (1979), обладатель премии "Феликс" (европейский "Оскар") за художественное оформление фильма Сергея Параджанова "Ашик-Кериб" (1989) и множества других наград. Почетный член Российской академии художеств, почетный гражданин Тбилиси, профессор Dartmouth College (США). Много и успешно сотрудничал с петербургским Большим драматическим театром, московскими театрами Et cetera, «Сатирикон», МХТ им. Чехова. Работал как сценограф в лучших оперных домах мира, создавал декорации и костюмы для огромного количества драматических спектаклей в Европе и Америке.