В Америку Наумов уехал в 90-м, и не потому, что дома его притесняли за рок-н-ролл (хотя бывало всякое – из мединститута выгнали за то, что «был подвержен влиянию буржуазной упаднической культуры", на официальную сцену не пускали. Но через это многие тогда прошли и поводом для смены ПМЖ не считали), а по причинам сугубо профессиональным. "Родной язык в России является превалирующей ценностью. Он важнее, чем звук. И если бы не уехал, я бы остался художником, но только в текстовом канале восприятия, а меня это не устраивало. Мне хотелось, чтобы звук и язык стояли наравне".
В переводе на житейский это означает: захотелось, чтобы за рокером, автором замечательных текстов, разглядели настоящего музыканта.
"Вообще я счастлив, когда люди врубаются, что перед ними -- музыкант. Я понимаю, что своими песнями я сделал все, чтобы это усложнить, но тем не менее, когда ЭТО понимают -- в кайф. Очень много башковитых, логически мыслящих людей, которые относятся к песням потребительски, как к задачкам для мозгов. Гораздо реже встречаются умные люди, у которых бы голова не перевешивала сердце, -- мне вот такие нужны. Другой вопрос -- нужен ли я таким?"
Он из поколения самоучек («Моё и старшее поколение рок-музыкантов, за редчайшими исключениями, обходилось без каких-либо школ. Люди стремились к этим вибрациям, и вибрации стремились к этим людям. Люди не боялись искать, не боялись ошибаться, не боялись экспериментировать. И возникала магия»). Цифровые компьютерные технологии осваивает по книгам, в студии работает в одиночку, нащупывая верные варианты звукоизвлечения, записи, программирования, даже дизайна методом проб и ошибок. Ни ни звукоинженера, ни саундпродюсера, ни директора, ни даже администратора. Вольный стрелок... Сколько в этом творчества, а сколько упорного труда без сна и отдыха, сколько зацикленности на статусе «абсолютно независимого художника», который не пойдет на поклон ни к одному лейблу, надеясь исключительно на сарафанное радио?
Студия в Нью-Йорке – его собственная. Наумов, которому добрые люди предрекали карьеру таксиста, умудрился и в Штатах зарабатывать на жизнь исключительно музыкой. В 93-м он выиграл выиграл конкурс гитаристов и в качестве приза получил роскошный Fender Stratocaster („Вообще у меня три акустические гитары, 2 электрические и бас-гитара. Акустические – те инструменты, что построил мне Ноздрин, сейчас я играю концерты на 2-м из трех»). В 94-м понял, что адски соскучился по родной публике. Вернулся, выступил в Москве, поехал «домой», за Урал – сам Юрий из Свердловска, вырос в Новосибирске, оттуда в 85-м рванул в в Питер к Майку Науменко и Александру Башлачеву, а в 89-м – уже с премией «За чистоту и искренность» V Ленинградского рок-фестиваля и тремя магнитофонными альбомами, «Депрессия», "Не поддающийся пpовеpке" и "Блюз в 1000 дней" – перебрался в Белокаменную. Только вот российской столице тогда было не до музыки...
Двадцать лет Наумов так живет – между странами и континентами. Петь на английском отказывается: «Души людей моего поколения Америка зацепила самым высоким, на что она была способна. К современной России она повернулась своей низкой стороной. Лично у меня возникает реакция сопротивления и отвержения». На русском поет лишь для тех, кто понимает.
Зато его блюз достается всем и каждому – было бы желание слушать. Говорят, это незабываемое зрелище: выходит человек с гитарой на сцену и звуком наполняет весь зал. Недаром он себя называет Звуковым художником.
«Я не знаю, чем я стал бы заниматься, если бы во всём мире исчезли бы все гитары, все струны и профессиональные гитарные мастера, -- говорит Наумов. -- Но я был бы преисполнен глубоким сочувствием к людям, обречённым жить в таком мире, ибо мир без гитар и струн — это падший мир. Мир, погружённый во тьму.»