«Голос» - большой стресс
- Интарс, в вашей творческой жизни были гастроли и в Европе, и в Америке, а сейчас вы покоряете Россию?
- Да, мы сейчас больше ездим по России. Начались гастроли, посвященные новому альбому: Санкт-Петербург, потом Ростов-на-Дону, Краснодар и далее. Мне нравится такая жизнь, потому что встречаю разных людей. Иногда приходится нелегко, но в конце всегда ждет громадное удовлетворение от работы. Еще я играю джаз в команде «Mara Brieskalna kvintets» (квинтет Мариса Бриешкална), мы также выступаем. Я всегда стараюсь оставить в концерте место для джазовой импровизации.
Кроме того, мне очень интересно проехать по России, потому что я нигде толком не был кроме Санкт-Петербурга, Москвы и Сочи. Хочу посмотреть, какие люди здесь живут. Даже в маленькой Латвии города очень разные. В этом году я давал концерты в Латгалии, так вот: Даугавпилс отличается от Резекне, зрители реагируют по-разному – что-то теплее принимают, что-то прохладнее, где одни улыбаются, другие грустят и наоборот.
- В вашей жизни было много конкурсов – и джазовые, и «Новая волна», и другие, причем вы немало из них выиграли. Но как решились на «Голос»? Это же риск – ведь уже имея имя, страшно не пройти отбор...
- Честно говоря, я вообще не знал, что «The Voice» идет и в России. Мне друзья в Санкт-Петербурге рассказали и предложили заполнить анкету. Я махнул рукой: мол, а давайте! Они заполнили анкету, и она прошла отбор.
- Самый страшный момент – наверное, петь перед спинками кресел наставников?
- Нет, гораздо страшнее – вылететь еще до слепых прослушиваний. А там еще было два-три раунда. Из десятков тысяч кандидатов выбирают 148, потом приезжают люди из голландского «The Voice» (они отслеживают формат), опять проводят отбор, прощаются еще с 50 претендентами. Все волнуются, ходят по кабинетам, а там говорят: «Ты сюда иди, ты – туда...» И ты не понимаешь, выбрали тебя или нет.
По уровню стресса для меня это было сопоставимо с рождением ребенка. На каждом этапе «Голоса» – стресс, за 3 минуты ты должен выдать все, что можешь. Нужно правильно рассчитать силы: показать свои возможности и оставить что-то на следующие раунды. При этом ты должен оставаться самим собой. Если все время актерствовать, то не будешь нужен никому, и себе тоже.
- А почему вы выбрали в наставники Агутина, а не Пелагею, которая тоже к вам повернулась?
- Откровенно говоря, я только в ходе конкурса узнал, кто такая Пелагея. Оказалось, что она оклассная певица – убедился в этом на ее концерте в БКЗ «Октябрьский». А с Агутиным и Пресняковым мы в Юрмале пару раз исполняли трио. Музыка Леонида мне по сердцу, так что решение было естественным.
Кстати, я даже не понял, когда Агутин повернулся, был увлечен исполнением, я же еще на тромбоне играл. Рисковал, конечно... Потому что жюри не видит, кто играет – участник или музыкант из оркестра, а нагрузка двойная. Но все обошлось, не разочаровал ни друзей, ни родителей.
- Какая царила атмосфера за кулисами?
- Все взволнованные, но очень дружелюбные. Поддерживали друг друга. Надо заметить, что в основном в конкурсе участвовали профессионалы, которые зарабатывают музыкой деньги и с пониманием относятся к другим. Все знают свой уровень, свое место.
- А насколько справедлива система отбора? Бывало ли, что какой-нибудь супер-талантливый исполнитель вылетал?
- Да, бывало, что сильные ребята с хорошими голосами вылетали: нервы не выдерживали или «лоханулся». Не передал чувства, «не пробил» наставников. Знаете, есть грубая, но точная поговорка: «Хоть и знаешь ноты, все равно г**но ты...» Даже если ты хорошо поешь, но не затронул душу зрителей, то все зря. Нередко бывало: один поет, например, балладу с мелизмами, а потом выходит другой – и вроде бы не так круто по голосу, спокойно, под гитару, но так искренне, что слушать приятно. Из этих двоих мне по душе второй исполнитель.
- Прощаясь с уходящими участниками проекта, наставники говорят: «Мы не расстаемся, ты в моей команде...» Вы можете запросто позвонить Леониду Агутину?
- Да, могу. Но я, конечно, не хочу беспокоить его по всяким пустякам. Уверен, что если я или кто-то из его команды позвонит ему, он откликнется.
«Сначала думал: ну что там петь!»
- После «Голоса», наверное, вам уже ничего не страшно? Раз вы еще решились на участие в передаче «Точь-в-точь»...
- Да, после такого мощного опыта я действительно думал, что уже ничего меня не испугает. За 3-4 месяца ты достигаешь мастерства. А после «Точь-в-точь», мне кажется, я еще и гримером стал. На этой передаче было сложно и эмоционально, и физически: 5-8 часов нужно было проводить на гриме. Входишь в образ, думаешь про эмоции, но не свои, а персонажа. А когда заканчивают грим, ты еле-еле успеваешь на выступление, нужно еще примерить костюм и пр. Съемки идут 4 дня, и после этого выходишь, выжатый как лимон. Но школа колоссальная.
Кроме того, сильная нагрузка лицо... Но что не сделаешь ради искусства? Хороший грим работает на результат, без него не получится – он помогает войти в образ, а это самая главная задача.
- Кто из персонажей давался особенно трудно, что называется, «на сопротивление»? Тина Тернер, может быть?..
- Нет, как раз Тина Тернер – класс, самый шикарный номер. И на концертах используем его по полной программе, идет на ура. Есть специальные блестящие туфли, в которых я выступаю... На сопротивление, может быть, шел Борис Моисеев – самое начало проекта, я еще не так уверенно себя чувствовал. Его «Звездочка» мне не удалась... Я только потом понял, почему: он очень четкий в движениях, до мелочей, а у меня другая моторика.
Гарик Сукачев тоже классный получился, как мне кажется. Расторгуева мне очень понравилось делать, а вот жюри не оценило. Я показывал Расторгуева тех времен, когда он только начинал свой путь на эстраде: простой парень из 90-х... С Джо Дассеном было непросто – трудная мизансцена, одним кадром нужно было снять длинный проход. Он довольно статично выступает, нужно изнутри что-то выдать. Это был один из самых сложных образов. Хотя до этого мне казалось: ну что там – парабам... Кстати, я еще не смотрел и не анализировал, что и как получилось.
- Как вам кажется, судьи были справедливыми?
- Да, конечно. Ведь победила Азиза, которая действительно выступала очень круто. Были и другие сильные игроки, но Азиза выделялась.
«Люблю, чтобы было по-честному»
- Продолжаете ли вы общаться со своим учителем Раймондом Паулсом?
- Да, конечно, он слушает мои работы, мы обсуждаем.
- Критикует?
- В свойственной ему саркастической манере. Может, например, пошутить: «Ну, если бы не я, чтобы бы вы там пели?..» Или: «Что, концерты?.. Концерты – это у меня, а у вас – халтуры». Но, если серьезно, помимо того, что это выдающийся композитор и музыкант, он очень крутой человек. Возможно, он не говорит о любви, но в нем чувствуется и страсть, и огонь, и любовь – и к жизни, и к жене, и к миру. У него есть, чему поучиться...
- Как вам нравы в российском шоу-бизнесе? Сформулировали ли для себя правила игры?
- Я придерживаюсь своих собственных правил: оставаться самим собой, не предавать себя во всех отношениях. Если я улыбаюсь, то в этом есть какой-то смысл, а не потому, что так положено. Но действительно, в шоу-бизнесе много игры. Артист на сцене, возле сцены и в гримерке – это могут быть совершенно разные люди. Некоторые все время играют разные роли... Наверное, и со мной такое происходит. Все-таки сцена – это как алтарь, нечто святое, когда выходишь, нужно людям праздник устроить. Все время думаешь над тем, какие ходы сделать, как меняться, как вызвать в зрителе чувства. Если удается, то супер.
- А как у вас сложился дуэт с Еленой Ваенгой?
- Тоже через питерских друзей. Она навела справки про меня, я тоже интересовался ее творчеством, побывал на концерте. Кстати, концерт был классный – все, как мне нравится. Возможно, еще сработало то, что мне близок менталитет питерский. Мне кажется, я как человека ее понимаю. Я тоже не очень открытый, люблю уединенность. Могу и психануть, если что... Мне нравится, что Елена приходит с открытыми картами. И я такой же, люблю, чтобы все по-честному. Это очень важно.
Тромбон – семейный инструмент
- Как получилось, что вы на тромбоне начали играть?
- Моя сестра ходила в первый класс музыкальной школы, я – в детский садик. Как-то раз мама отводила сестру в музыкальную школу, и меня пришлось оставить рядом, поскольку маме нужно было опять на работу. И все.
А тромбон появился, потому что Янис Оситис, организатор детского диксиленда «Talsu sprīdiši», был другом моего отца. Диксиленд стал самым крутым детским коллективом в Советском Союзе, через него прошло три-четыре поколения. А ведь Талси – небольшой городок, в нем всего 10 000 жителей. Янис Оситис снял с пластинок партии из репертуара Ленинградского диксиленда и расписал импровизации. И дети стали играть один в один эти импровизации. Я могу быть только благодарен такому учителю, с его помощью я постиг основы джаза. Это было здорово.
- Ваши дети музыкой занимаются?
- Да, ходят в музыкальную школу: 8-летняя дочка играет на фортепиано (она сейчас в 1-м классе), 13-летний сын играет на тромбоне... Я его чуть-чуть заставляю. Но вижу, что ему нравится. Недавно он принимал участие в Празднике песни и танца. Младшей дочке всего 2 года.
Надеюсь, дети потом спасибо скажут. Музыкальное образование развивает способности к математике. Если ты играешь, то тебе нужно думать про дыхание, про фразировку, про то, что делает остальной оркестр, следить за дирижером... В общем, держать в голове много вещей – это очень развивает. Я бы не хотел, чтобы мои дети не знали, чем заняться, и проводили много времени в компьютере.
