Картина и... порция адреналина
Первые аукционы в Латвии начали устраивать в начале 90-х годов прошлого века. Однако в том виде, в каком он существует сейчас, латвийский аукцион сформировался лишь за последние 10–15 лет. В Риге организовано несколько аукционных домов. Все они имеют свои, постоянно действующие помещения для показа.
По традиции аукционы произведений искусства проходят в Латвии «компактными группами» дважды в год: весной (в апреле-мае) и осенью (в октябре-ноябре).
Работают аукционные дома по-разному. Одни торгуют исключительно элитарными вещами, другие предлагают вещи попроще и демократичнее, но тоже достаточно ценные и престижные. Где-то на аукционах активно используют интернет, а где-то предпочитают держаться традиционного "молотка». Но есть у них одно общее, что роднит их не только между собой, но и с их известными и престижными "собратьями" с мировым именем, — непередаваемая атмосфера, которая неизменно царит на торгах.
В самом деле, аукционы, в том числе латвийские, — это особый мир. Сюда люди приходят не просто что-то приобрести, хотя, конечно, изначальная цель — это покупка. Невероятно интересен сам процесс — этакое зрелищное шоу сродни спортивному матчу. По крайней мере, момент соперничества, состязательности, здесь присутствует на все сто, да и страсти накаляются не меньше.
Это непередаваемое чувство — видеть, как на твоих глазах стоимость предмета искусства со сравнительно небольшой начальной суммы за считанные минуты взлетает до небес! Как, например, это произошло на одном из недавних аукционов с работой известного латвийского художника Лео Свемпа, которая с 5 тысяч евро поднялась до 24,5 тысячи евро, то есть почти в пять (!) раз.
По словам опытных аукционистов, во время торгов — особенно когда происходит покупка на крупную сумму — буквально физически ощущается, как накаляется атмосфера и как по залу буквально разливается адреналин. А когда стук молотка возвещает очередное «Продано!», зал буквально взрывается бурей аплодисментов, приветствуя победителя — как это было, когда пейзаж кисти Юлия Феддерса ушел за 100 с лишним тысяч евро...
Собиратели сокровищ
Среди тех, кто участвует в аукционах, условно можно выделить три-четыре категории.
Первая — это серьезные коллекционеры, которые, будучи людьми состоятельными (часто очень состоятельными), приобретают произведения искусства, вкладывая в это крупные суммы. Кто-то делает свои коллекции публичными, кто-то собирает исключительно для себя, но и те и другие — люди невероятно увлеченные, можно сказать, фанаты, обожающие искусство.
Вторая категория — это люди, которые воспринимают приобретение произведений искусства как один из способов надежного вложения средств. Плюс получают эстетическое удовольствие и тот комплекс положительных эмоций и статусность, которые дает участие в аукционе.
Третья категория — просто интеллигентные люди, которые разбираются в искусстве и которым время от времени приятно делать какие-то приобретения; это просто среда, в которой они живут.
И наконец, четвертая категория — некоторая модификация третьей: люди, которым приятно иметь какое-то отношение к искусству. Пришли на аукцион, посмотрели, возможно, иногда и что-то купили. Пусть что-то совсем простенькое, но порадовали себя...
Но, конечно, двигают рынок первые три категории — люди, которые формируют коллекции, вкладывают средства, приобретая произведения искусства, чтобы создавать вокруг себя определенную культурную среду.
Надо сказать, что контингент участников и гостей аукциона за последнее десятилетие тоже претерпел определенные изменения. Если раньше сюда многие приходили как на некую светскую тусовку — не столько ради того, чтобы что-то приобрести, сколько себя показать, на других посмотреть, понаблюдать, что покупают другие (да и на фуршете закусить), то сейчас таких «зрителей" стало существенно меньше. Конечно, не все 100% из сидящих в зале приходят с целью что-то купить, однако 60–70% из них потенциальные покупатели. Разумеется, в зале неизменно присутствуют дилеры, маклеры и прочие посредники разного уровня, которые кормятся возле искусства, причем совсем неплохо.
Откуда вещички?
Картины, выставляемые на аукционах, попадают сюда разными путями.
Один из самых благодатных источников — частные коллекции. Не секрет, что собрать коллекцию картин и раньше, и сейчас по карману было лишь очень состоятельной публике, и в Латвии, по большей части во времена Первой республики, этим занимались богатые люди — юристы, адвокаты, промышленники и др.
Впоследствии часть этих коллекций попала в музеи, часть досталась прямым наследникам, которые время от времени что-то продавали, и тогда рынок открывал для себя какие-то неожиданные, ранее неизвестные произведения искусства. Так, к примеру, наследники одной известной латвийской актрисы, блиставшей на сцене и до войны, и в послевоенные годы, через много лет после ее смерти решили расстаться с некоторыми предметами ее коллекции. А там были вещи, преподнесенные восторженными поклонниками ее таланта, известными людьми своего времени.
Среди этих предметов были картины — возможно, не слишком дорогие, но, с точки зрения знатоков, очень интересные. Хотя по поводу «не слишком дорогих» еще можно поспорить. Например, работа Карлиса Падегса из этой коллекции была продана за 30 с лишним тысяч евро (не считая 20% аукционных).
Удивительно, но факт: очень большое значение имеют место происхождения картины и родина автора (за исключением разве что выдающихся мастеров с мировым или как минимум европейским именем). Настоящую цену, как правило, можно получить лишь на родине художника, поэтому львиная доля выставляемых на латвийских аукционах предметов живописи — местных авторов.
Такой «принцип родины» отчасти объясняется тем, что «своих» мы так или иначе знаем, произрастаем с ними, можно сказать, на одной почве, их творчество близко нам по духу и по мироощущению, да и наша местная Академия художеств выпускает художников пусть и не мирового уровня, но очень даже крепких профессионалов.
Впрочем, время от времени на аукционах предлагаются произведения и мастеров из ближайшего зарубежья: из России, Беларуси и др. Но это скорее исключение. Во-первых, «принцип родины» действует не только в Латвии, но и в любой другой стране, а во-вторых (если говорить конкретно о России), то более серьезную цену за картины российских художников можно получить на местных аукционах — раскрученных, брендовых, где круг покупателей шире, а сами участники, возможно, более платежеспособны и азартны.
Фирма гарантирует
Организатор аукциона напрямую заинтересован, чтобы выставлялись и продавались первоклассные вещи, чтобы приходили серьезные люди, чтобы они торговались, чтобы цены росли и чтобы каждая вещь была продана по хорошей цене. Ведь его заработок в конечном счете зависит от цены, по которой была продана та или иная вещь.
— На серьезных аукционах все предметы показывают экспертам, тщательно оцениваются, — говорит Сергей Гродников, руководитель управления рекламы и PR банка Rietumu. — С одной стороны, у тех, кто надеется приобрести действительно ценную вещь за какие-то не очень большие деньги, здесь шансов крайне мало. Такое везение может случиться, пожалуй, на каком-нибудь проходном аукционе, на блошином рынке, в комиссионке — и то при большой удаче.
Если говорить о серьезных аукционах, то за редчайшим исключением с предметами, которые попадают на торги, и с их авторами имеется полная ясность, в том числе о возможной цене молотка. Кроме того, при всех работах, которые выставляются на аукционах и предлагаются по относительно высокой цене, в обязательном порядке имеются сертификаты. На сертификате указано, что произведена экспертиза, описан сюжет картины, ее состояние, какие технологии, краски и др. были использованы, состояние подрамника и т. д.
Заключение выдает независимая организация сертифицированных экспертов после проведения химико-физико-технологического, стилевого и других доступных видов исследования. Стоит это, кстати, немалых денег, но это обоснованные траты. Ведь любое заключение — это огромная ответственность, потому что от ошибки эксперта разница в цене может оказаться огромной и повлечь за собой для покупателя огромные убытки.
А поскольку все участники арт-рынка заинтересованы в честном проведении аукционов и никто не хочет, чтобы сделка была оспорена, и, соответственно, чтобы на репутацию аукционера легла тень, — все предпринимается для того, чтобы риск приобрести на аукционе какую-то подделку был сведен к минимуму.
Нелишне отметить, что перед аукционами всегда проводятся так называемые предаукционные выставки: человек может прийти, посмотреть, выбрать то, что он, возможно, желал бы приобрести, познакомиться с вещью поближе. Может посмотреть документы, узнать о ее бытовании (провенансе) — например, увидеть бирки на оборотной стороне картины, участие ее в каких-то выставках, экспозициях...
Несколько сложнее ситуация с работами молодых художников, которые еще не получили признания. К тому же картины бывают самыми разными, и некоторые воспринимаются, мягко говоря, неоднозначно. Есть абстрактные картины, о которых человек традиционных вкусов выскажется однозначно: «Мазня, я бы лучше нарисовал", в то время как поклонник абстракции превознесет ее до небес.
Но тут выход один: как советовал в свое время Сергей Иванович Щукин — к слову, создавший лучшую коллекцию картин раннего Матисса, — своей дочери: «Если, увидев картину, ты испытываешь психологический шок — покупай ее».
Кто в моде?
Если на Западе рынок произведений искусства стараются как-то формировать — выводить новых художников, создавать на них моду, управлять этой модой, делать определенных художников «дорогими» и таким образом влиять на то, что будет в топе, в наших краях скорее можно говорить о следовании вкусам и потребностям рынка.
Поэтому хороший аукционист (а плохой в этой сфере просто не выживет) внимательно следит за тем, куда направлен интерес потребителя. А этот интерес может быть направлен куда угодно и, что немаловажно, менять направление в зависимости от самых разных, порой совершенно непредсказуемых факторов. Вот вдруг возрос интерес к интерьерным работам по цене до 2 тысяч евро. Или вдруг почему-то оказался в топе хрусталь в серебре...
Еще пример: некоторое время назад невероятно востребованной оказалась кабинетная графика, старинные гравированные карты России и Европы XVII–XVIII веков (одну из таких, кстати, можно увидеть за спиной президента РФ Путина в его кабинете). А до этого вдруг почтеннейшей публике понадобились старинные брегеты — карманные часы с боем: пока все желающие таковыми не обзавелись, ажиотаж продолжался... И тут явно никто ничего не инспирировал, просто резкий, не всегда логически объяснимый всплеск интереса — и столь же резкий спад...
Несколько лет назад абсолютным хитом был фарфор Рижского фарфорового завода 20–40-х годов прошлого столетия, особенно авторские работы Суты, Витберга, Васариньша и др. Правда, тут объяснение как раз было: шло формирование нескольких крупных коллекций авторского фарфора. Владельцами коллекций были очень состоятельные люди, которые готовы были любую вещь купить за любую цену. Сейчас интерес к фарфору по-прежнему высок. Правда, уже не настолько, очевидно, коллекции составлены. Хотя за первоклассную вещь все равно можно получить приличную сумму: ведь коллекции развивают не только количественно, но и качественно — за счет появления в ней более сильных, уникальных и оригинальных работ.
Говоря о живописи, при всей малопредсказуемости рынка здесь тоже можно уловить некоторые закономерности. Например, такую: интерес к работам любого художника растет накануне и во время его персональной выставки — появляются публикации, выходят книги, каталоги... А потом рынок насыщается, и спрос падает...
А вот расхожее мнение о том, что востребованность художника повышается после его смерти, — это миф. Было и есть великое множество художников, которые очень востребованы при жизни. Если говорить о мастерах с мировым именем, то был при жизни очень востребован, например, Пикассо. А про Дали вообще говорили, что все, к чему бы он ни прикасался, превращалось в золото...
Что касается латвийских художников, то очень востребованы при жизни были и Вильхельм Пурвитис, и Эдуард Калныньш, и Индулис Зариньш, и другие, — у них были гонорары, выставки, награды, титулы, заказы от музеев. Про Эдуарда Калныньша вообще ходили легенды, что в его доме меньше купюры, чем сторублевая, не водилось и рассчитаться за какую-то мелочь ему бывало проблематично — приходилось регулярно бежать в магазин разменивать...
